Это не исключает появления нарратива, если понимать под этим словом артикулированный raison d'etre, идеологическую основу бытия, но во всех случаях нарратив появляется позже «объективных» предпосылок. Можно сколько угодно рассказывать о стремлении к свободе, о «бремени белого человека» или о Третьем Риме, но эти рассказы не отменяют реального положения дел: государственно-образующий нарратив всегда вторичен, временами недолговечен, временами не выдерживает столкновения с грубой действительностью, превращаясь в откровенную сказку.

В современном мире существует лишь одна страна, чей нарратив не только предшествовал «объективным» причинам, но и отказывался принимать их в расчет. Земля, которая не в состоянии прокормить даже диких коз? Ничего, поголодаем. Нет воды? Ерунда, пробурим дырочку, а вода дырочку найдет. Нет денег на бурение? Найдутся деньги; в крайнем случае, уговорим барона Ротшильда. Враждебное окружение, неизмеримо превосходящее числом и ресурсами? Не беда, отгородимся стеной. Сверхдержавы не позволят? Всегда можно исхитриться, сыграть на противоречиях. Конец эпохи национальных государств? Кому конец, а нам начало. Никто не приедет сюда, в эту нищету, жару, войну? Авось приедут: там, в Европах тоже всякое случается…

Израиль создан нарративом, стоит на нарративе и будет жив, пока жив нарратив. В утопичной книге-мечте Герцля самым оторванным от реальности является желание быть «как все». Мы не «как все» уже по факту и обстоятельствам своего рождения. Нет в мире государства, где нарратив играл бы столь определяющую, первичную роль.

В этой ситуации куда больше минусов, чем плюсов. Нарратив составлен из слов, а слова зыбки, даже когда они вырублены на каменных скрижалях. Вышеупомянутый горный хребет стоит незыблемо, русло реки не меняется тысячелетиями, зато слова нуждаются в постоянном уходе, повторении, переписывании. Это проблематично, даже когда пересказчик-переписчик действует добросовестно: всегда возможна ошибка в интонации, пропущенная буква, слог, слово. Но велика и вероятность намеренного искажения, смещения акцентов. Редко какой рассказчик удержится от соблазна отсебятины, особенно когда речь идет о его собственной шкуре. А это уже чревато рождением нового, дочернего нарратива.

Сам по себе факт появления дочернего нарратива не несет в себе ничего плохого – пока дитя не начинает поглощать папу. И тут уже возникает вполне реальная опасность: опасность утраты raison d'etre. Будь мы «как все», это звучало бы удручающе, но не выглядело бы смертельной угрозой. Вон, многие государства веками живут в поисках пресловутой «национальной идеи». Найдут, напьются на радостях, а утром с похмелья, так и не вспомнив вчерашнюю находку, принимаются искать сызнова. Но, к сожалению, мы не «как все».

Одним из таких «дочерних» израильских нарративов является миф о Пальмахе (Пальмах (сокр. ивритских слов «плугот махац», ударные роты) – особые отряды Хаганы (военной организации еврейского ишува в Эрец Исраэль), созданные в 1941 году и расформированные в 1948 году Бен-Гурионом. — АТ), олицетворением которого стала личность Ицхака Рабина. Этот миф, полный лжи, умолчаний и злостных искажений, практически поглотил важнейший кусок израильской истории – историю Войны за независимость. Трудно поверить, но и по сей день не существует общепризнанного капитального труда на эту тему, труда, основанного на фактах, документах и свидетельствах очевидцев. Вместо этого нам демонстрируют остовы старых грузовиков на обочинах Первого шоссе как доказательство мифической «блокады Иерусалима». И это неудивительно: ведь реальная история, расставив по местам людей, факты и события, сразу превратит мифические победы в нелепые поражения, а мифических героев в трусов и подлецов.

Характерно в этом смысле то, что произошло с Ури Мильштейном – израильским военным историком, внучатым племянником великой Рахели. В 1976 году он заключил договор с крупнейшим израильским издательством «Змора-Бейтан-Модан» на проведение всеобъемлющего исследования и создания капитального труда по истории Войны за независимость и первых лет Государства Израиль. Договор предполагал написание серии книг (общим числом 12), предназначенных для широкого читателя и в то же время основанных на глубоком изучении архивов и интервью с непосредственными участниками событий.

В 1987-1991 годах были опубликованы первые четыре тома, вызвавшие немедленный интерес во всем мире и… крайне агрессивную реакцию правящей израильской элиты во главе с бывшими пальмахниками и прежде всего – Ицхаком Рабином. Напомню: во времена, предшествовавшие «договоренностям Осло», левые круги представляли тогдашнего премьер-министра Рабина как «мистера Безопасность», героического полководца Войны за независимость, триумфатора Шестидневной войны. Эта легенда должна была подготовить в обществе почву для возвращения Арафата, поэтому рассказ о реальных событиях 1948 года и о реальной роли в них Рабина выглядел совсем некстати. Мощное давление со стороны левого истеблишмента и обслуживающих его академических кругов вынудило издателей закрыть проект Мильштейна. С тех пор этот выдающийся военный историк, обладатель уникального архива (шесть сотен томов одних только интервью с очевидцами и участниками) безуспешно пытается найти гранты для завершения работы: поднять столь объемный проект в одиночку просто не представляется возможным.

Миф о Пальмахе делает все, чтобы защитить себя. Казалось бы, ну какое нам дело сейчас до тех давних событий? Какая, собственно, разница, кто именно был героем конвоя, расстрелянного в Баб-эль-Вад ничтожной кучкой бандитов: безвестный боец, окропивший шоссе своей кровью или сбежавший с поля боя «полководец», оставивший раненых товарищей подыхать в кювете? Война ведь в итоге выиграна. Как выражается уже вполне современный нам «Солдат №1» Эхуд Барак, «все определяется результатом». О! Вот о нем-то, об Эхуде Бараке и пойдет у нас речь. Потому что миф о Пальмахе не остался в прошлом, не лег в землю на горе Герцля под скорбный аккомпанемент клинтоновского «Шалом, хавэр».

При всей своей лживости, призванной прикрыть шкурные интересы отдельных властолюбивых мерзавцев, миф о Пальмахе в общем и целом оставался в рамках сионистского нарратива, декларировал свою прямую связь с Землей Израиля. Это была ложь, но ложь, прилепившаяся к правде, а потому казавшаяся (и кажущаяся многим до сих пор) вполне терпимой. Проблема заключается в том, что на пальмахной лжи наросло новое вранье, еще более шкурное и отвратительное. И эта вторая производная лжи уже ничем не напоминает тот исходный нарратив, который породил в свое время мифологию Пальмаха.

Недавняя книга Ури Мильштейна посвящена военной карьере Эхуда Барака и тесно связанной с нею истории создания знаменитой Сайерет Маткаль – спецназа Генерального штаба (здесь и далее обозначим ее для краткости СМ). С любезного позволения автора я публикую серию выдержек из этой книги в своем переводе и редакции.

(продолжение следует)